«Только когда я думаю о своем пути от пензенского именья, от дедовского дома в Керенске до Нью-Йорка, у меня кружится голова. И все ж, несмотря ни на что, считаю свою жизнь счастливой и - если бы было можно - повторил бы ее сначала, от первого до последнего дня»- писал на самом закате своей жизни в далеком Нью-Йорке писатель и журналист Роман Гуль, которого очень часто называли летописцем русского зарубежья.


Роман Борисович Гуль родился 13 августа 1896 года в Киеве, а умер 30 июня 1986 года в Нью-Йорке. За 90 лет жизни много чего повидал, многое пережил, не раз бывал на волоске от гибели, но судьба оказалась милостивой к нему.
Из воспоминаний Гуля: «Свое раннее детство и юность провел в городе Пензе и Пензенской губернии, в имении отца Рамзай. В детстве я и мой брат Сергей (умер во Франции в 1945 году) часто ездили к деду в уездный городок Керенск Пензенской губернии. С этим заброшенным городком у меня связаны прекрасные детские воспоминания: старый дом, запущенный большой сад, весь старинный уклад той русской жизни. После большевистской революции Керенск из города был "снижен" большевиками в село и переименован в Вад (по реке Вад, на которой он стоит). Переименование было сделано потому, чтобы люди не связывали названия городка с именем премьер-министра Февральской революции Керенского, хотя он не имел к городу никакого отношения (впрочем, кажется, его дед, протопоп, был родом из Керенска). Так с географической карты России исчез город моего детства».
После окончания в Пензе первой мужской гимназии Роман Гуль поступил на юридический факультет Московского университета.
Роман Гуль с восторгом встретил Февральскую революцию, но отрицательно отнесся к Октябрьской. Придерживался либеральных, демократических взглядов. Записался в формирующуюся тогда Добровольческую армию, в составе которой совершил легендарный Ледяной поход от Ростова до Екатеринодара. Был ранен в бедро. Разочаровался в белом движении и после гибели Корнилова подал рапорт об уходе из Добровольческой армии. Уехал в Киев к родным. Там был мобилизован в «Русскую армию» гетмана Скоропадского. После сдачи Киева гетману Петлюре оказался в заключении. Его, как и многих других русских офицеров, чтобы спасти от расстрела, германские оккупационные власти вывезли в Германию. Так Гуль покинул Украину того времени, где власть менялась чуть ли не каждый месяц. Покинул Украину, а в более широком смысле Россию, как позднее понял, уже навсегда.
В Германии Гуль попробовал заняться литературной и журналистской деятельностью. К удивлению его самого, эти занятия оказались удачными. Он нашел в них свое дальнейшее жизненное призвание. Печатался в газетах и журналах. Писал книги.
В 1933 году после прихода нацистов к власти был заключен в концентрационный лагерь в Ораниенбурге. Пробыв в нем некоторое время, вышел на свободу. Нацисты объяснили причину ареста Гуля «недоразумением». Переехал на жительство во Францию. Там продолжил свою журнально-литературную работу. В годы второй мировой войны семья Гуля вместе с семьей его брата Сергея на юге Франции арендовала молочную ферму. Писатель занимался крестьянским трудом. В эти же годы он написал свой автобиографический роман «Конь Рыжий». Книга эта частями публиковалась в нью-йоркском «Новом журнале», а полностью, отдельным изданием, вышла в конце сороковых годов там же, в Нью-Йорке, в издательстве имени Чехова, весьма популярном среди русского эмигрантского зарубежья.

С 1950 года Роман Гуль живет в Соединенных Штатах, в Нью-Йорке. С Америкой он связал всю свою последующую жизнь, вплоть до смерти, и по его собственному признанию, ни разу не разочаровался в этом: «Люблю Америку. И рад, что под занавес своей жизни приехал сюда, в Новый Свет». Здесь у него вышел ряд художественных произведений на русском языке. Некоторое время являлся редактором нью-йоркского отдела радиостанции «Свобода», но основная журналистская деятельность Гуля в Соединенных Штатах связана с «Новым журналом», изданием русской эмиграции. С 1951 года Роман Гуль являлся ответственным секретарем, а с 1959-го до своей кончины в 1986-м главным редактором журнала.
ТРУДЫ
Перу писателя принадлежат романы: «Ледяной поход (с Корниловым); «Красные маршалы»; «Тухачевский»; «Дзержинский»; «Азеф»; «Генерал БО»; «Скиф»; «Конь Рыжий» - и некоторые другие произведения. Гуль написал сотни журнальных и газетных статей, корреспонденций, обзоров. Наибольшую популярность получили романы «Ледяной поход» и «Конь Рыжий».
«Ледяной поход» хвалили в письмах к писателю Максим Горький и Андрей Белый. По свидетельству российского издателя Зиновия Гржебина, он видел эту книгу на столе у Ленина. Иван Бунин, с которым нашего земляка связывали на протяжении длительного времени теплые, дружественные отношения, писал: «Все вспоминаю порой Ваш роман – столько в нем совершенно прекрасных страниц». В то же время великий русский писатель укорял автора «за вздохи о «братоубийственной войне». Те же самые замечания высказал находившийся в эмиграции генерал Деникин, наряду с критикой, кстати, отметивший несомненные достоинства литературного творения. С писателем лично были знакомы Марина Цветаева, Константин Федин, Сергей Есенин и многие другие русские литераторы.
«Конь Рыжий» представляет собой автобиографический художественный роман. Вот как рецензировал произведение талантливый русский критик Георгий Иванов: «Это история жизни автора, сплетенная с историей «роковых минут» России и мира. Это сознательное суждение о мире, о себе, о своем прошлом, требующее раздвоения, диалога со своей душой. И диалога души с миром».

По материнской линии Роман Гуль происходил из потомственных керенских дворян Вышеславцевых. Его дед, Сергей Петрович Вышеславцев, довольно долго возглавлял городскую управу, избирался предводителем уездного дворянства. Как уже упоминалось выше, в свои детские и юношеские годы Роман Гуль часто приезжал в Керенск. В «Коне Рыжем» зафиксированы впечатления писателя о Керенске, о дорогих его сердцу здешних местах.
Этюд из романа: «Вот он маленький, седенький сидит у окна в руках с биноклем и глядит на площадь своего города. Перед ним собор с синими куполами, обнесенный высокой стеной острог с полосатой будкой часового и красный трактир Веденяпина с палисадником в пестрых цинниях. Дальше, на крутосклоне белостенный монастырь, а там поля, леса, ветер, грустно-темнеющее небо, вся чудесная Россия. Здесь в недрах ее дед вырос, работал, жил, здесь и умрет.
Глядеть на свою Керенскую площадь, это всегдашний любимый отдых деда. Все-то он разглядывает и все ругает. На вороной кляче в ветхозаветной казанке с Почтовой улицы на площадь выехали помещики, отец и сын Лахтины; они славятся небывалым враньем своих охотничьих рассказов, ничегонеделаньем и богатырской способностью съесть и выпить. Обглоданная кобыла подобием рыси еле движет по площади Лахтиных, одетых в доморощенные поддевки и дворянские картузы. И не отрывая глаз от бинокля, дед с сердитой издевкой бормочет: "Ах, сукины сыны, вот они, едут российские дворяне, вот уж, поистине, прохиндерцы!"
Под невидимым биноклем своего предводителя керенские дворяне Лахтины скрываются за острогом. Но дед доругивает их до тех пор, пока какой-нибудь иной предмет на площади не займет его вниманья.
По площади уездного города Керенска бродят индюшки, поросята, гуси…».

А вот другой сюжет, о деревне Сапеловке, которая была родовым имением Вышеславцевых: «О поездке в Сапеловку говорили задолго, но собраться поехать все никак не решались: то небо ненадежное, как бы дождя не было, то очень уж марит, быть грозе. Но все-таки, раз в лето, наконец собирались…
Когда по косо-освещенной аллее мы подъезжали к Сапеловке, меня всегда охватывало волненье стариной. Сапеловка - старая усадьба мелкопоместных дворян. Илистый, сроду нечищеный пруд, с которого, подойдя, всегда спугнешь диких уток; фруктовый сад с сочистой знаменитой родительской вишней; уродливые старухи-яблони, накренившиеся до земли под пестрыми пудами яблок; березовая аллея со стволами, изрезанными порыжелыми инициалами, и на солнечной поляне покосившийся дом с двумя колоннами и тремя подгнившими ступеньками.
Заслышав бубенцы, нас встречает у въезда в усадьбу, снявший шапку, однорукий, чернявый Алексей, на конной молотилке по пьяному делу потерявший руку. От него вкусно пахнет хлебом, навозом, кумачем. Босая солдатка с грудями, уродливо перетянутыми передником, несет нам из людской ситника и молока. Мы походим по саду, пособираем яблок, раек, дуль. Дядя Михаил Сергеевич обойдет с Алексеем поля, переговорит обо всем немудреном хозяйстве, и отдохнувшие лошади, с тем же перезвоном бубенцов, везут нас обратно в Керенск.
Вся Сапеловка - в одну улицу, в тридцать дворов. Линейку уже ждут ребятишки, кричат: «Барыня, дай яблочков». Им летят яблоки, райки, дули; ребятишки давкой подхватывают их, пока в завившейся пыли линейка не исчезнет».
ПОСТСКРИПТУМ. По некоторым сведениям, дом Вышеславцевых – это снесенное в семидесятые годы старое здание вадинской почты, либо он находился на территории ниже.